Культовая вещь - Калоши настоящие, красивые, блестящие… Советует библиограф
Апрель щебечет в синеве,
А под берёзой старой
Лежит калоша на траве –
Забытая, без пары.
В. Левин
«С тех пор как на слободские игрища стали приходить парни из станицы, Семка увидел, что Маринка сразу к нему охладела... Причина, повлекшая к преждевременному разрыву любовных отношений с Маринкой, вытекала прямо из калош. Семка заметил это в воскресенье, когда на игрища в первый раз пришли станичные парни. Один из них, Гришка, по прозвищу «Мокроусый», был с гармошкой немецкого строя, в пухлых галифе с лампасами и в сапогах, на которых немеркнущим глянцем сияли новые калоши. Вот с этих-то калош весь вечер не сводила Маринка восхищенного взгляда...». (Михаил Шолохов «Калоши», 1926)
А ещё раньше, в 1839 году писатель Владимир Соллогуб в «Истории двух калош» писал: «Я так много в жизни своей ходил пешком, я столько в жизни своей переносил калош, что невольно вселилась в душе моей какая-то особенная нежность ко всем калошам. Не говоря уже о неоспоримой их пользе, как не быть тронутым их скромностью, как не пожалеть о горькой их участи? Бедные калоши! Люди, которые исключительно им обязаны тем, что они находятся на приличной ноге в большом свете, прячут их со стыдом и неблагодарностью в уголках передней; а там они, бедные, лежат забрызганные, затоптанные, в обществе лакеев, без всякого уважения...».
Калоши – забытый сегодня предмет гардероба, были незаменимы для прогулок, сельских гулянок и походов в театр. Они решали сразу несколько насущных задач: многократно увеличивали срок службы обуви, содержали ноги владельца в тепле и сухости, а мраморные лестницы и персидские ковры в чистоте.
На добрую сотню лет слякотный российский климат определил внешний вид обывателя: кем бы он ни был, куда бы он ни шел, ноги его непременно были обуты в калоши.
Первые образцы калош из пропитанного натуральным каучуком сукна попадают в российскую столицу из Туманного Альбиона в середине 1820-х годов. Можно предположить, что именно о такой новинке идет речь в переписке А.С. Пушкина с братом Львом в ноябре 1824 года: «Да пришли мне калоши…», – просил опальный поэт.
В 1840-х годах, с открытием метода вулканизации каучука, на российский рынок стали поступать американские резиновые калоши. Спрос сильно ограничивала высокая цена. Но терять рынки американцы не любят, поэтому организовали производство внутри Российской империи, радуясь дешевизне рабочих рук и топлива.
Настоящий калошный бум совпал с отменой крепостного права: в 1861 году в Санкт-Петербурге заработало производство Товарищества российско-американской резиновой мануфактуры «Т.Р.А.Р.М.», получившее всемирную известность как «Треугольник» (после 1918 года – «Красный треугольник»).
Те самые – блестящие калоши с красной байковой подкладкой, «нашпорником» и треугольным клеймом на подошве – стали визитной карточкой «Треугольника». Спустя два десятка лет калоши многомиллионными тиражами уже производили конкуренты – московская фабрика «Богатырь», рижские «Каучук» и «Проводник».
Очень скоро резиновым гигантам удалось не только удовлетворить спрос огромной империи, но и наладить экспорт в европейские страны: накануне Первой мировой войны он приносил более 5 миллионов рублей в год. Представительства отечественных резиновых мануфактур открывались во всех крупных городах Старого и Нового Света.
Реклама галош. Открытка
Отсутствие общегородских канализаций и в глухой провинции, и в крупных городах особенно давало о себе знать в межсезонье. На улицу без калош и соваться не стоило. «В Бердичевах, Житомирах, Ростовах, Полтавах – грязь по колено. Грязь бурая, вязкая, вонючая...»,– писал А.П. Чехов в 1882 году. А председатель Московского окружного суда Н.В. Давыдов вспоминал, что «пешеходы теряли в грязи калоши, а иной раз нанимали извозчика специально для переправы на другую сторону площади...».
Какие только калоши ни шлепали по русским дорогам! Зимние – на собачьем, мерлушковом меху; демисезонные – на шерстяной или хлопковой подкладке; дамские – «с местом для французского каблука» (в советское время известные как «боты») и полугалоши – оставлявшие каблук снаружи...
Калоши принято было снимать в передней (прихожей) или в парадной. Это доставляло немало хлопот – владельцы путались. На рубеже веков изящный способ различать безликую обувь придумал столичный мастер Петр Савельев: он открыл торговлю небольшими (около 2 см) металлическими буквами, которые в качестве инициалов крепились к стельке калоши. Эта «маркировка» получила широкое распространение.
В конце 1860-х годов калоши, как элемент особого шика, стали просачиваться и в деревню. Зажиточные крестьянские парни и девушки наряжались в сапоги с блестящими калошами на гулянья, а от дождя и грязи эту роскошь всячески оберегали.
Первая мировая война нанесла болезненный удар по «красивым, блестящим». К началу Февральской революции их производство сократилось вдвое: импортный каучук шел на насущные военные нужды, прежде всего на изготовление шин и средств химзащиты.
Отныне охота за «немеркнущим глянцем» калош стала уделом всей страны. Как не вспомнить булгаковского профессора Преображенского: «... до марта 1917 года не было ни одного случая ... чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала бы хоть одна пара калош. В марте 1917 года в один прекрасный день пропали все калоши». Цены взлетели до небес. Еще хуже дело обстояло со спекуляцией: «Никогда так не спекулировали на галошах, как сейчас, – писала московская «Газета для всех» в октябре 1917 года. С 1 октября 1917 года по распоряжению Мосгордумы продажа калош разрешалась только по ордерам, выдаваемым домовыми комитетами.
Только НЭП смогла переломить ситуацию: в 1928 году производство калош вышло на дореволюционный уровень. Это время подарило нам рекламные шедевры тандема В.В. Маяковский – А.М. Родченко.
Настоящий прорыв случился в середине 1930-х: было налажено конвейерное производство калош из синтетического каучука, полученного С. В. Лебедевым. Это позволило к 1940 году увеличить выпуск резиновой обуви вдвое по сравнению с довоенным. Но новая война снова «разула» население. Выйти на довоенный уровень удалось лишь к 1950 году.
Калоши наконец-то стали дешевы и доступны – без ордеров, карточек и списков. Но, то была их лебединая песня: после проведения в жизнь хрущевской программы химизации народного хозяйства (1958) население получило недорогую практичную обувь из искусственной кожи. Галоши переместились в чуланы. Но это в городах, деревенским жителям галоши необходимы до сих пор.
А всё-таки, как правильно «калоши» или «галоши»? Лингвисты утверждают, что это два равных варианта одного слова. Об этом свидетельствует словарь Владимира Даля (1863), где есть и «галоша» и «калоша». Долгое время нормативным считалось написание через «к». В советское время «г» стало преобладать, и сегодня возле слова «калоша» можно увидеть помету «устаревшее».
Память о галошах сохранилась в советских детских песенках («Купила мама Лёше отличные калоши…» (сл. З. Петровой, муз. А. Отсровского), в картинах художников. Например, нашего земляка Леонида Павловича Баранова (родился в 1955 году в Каргапольском зерносовхозе Курганской области. Сейчас живёт и работает в Екатеринбурге).
И правда, культовая вещь!
Чагадаева, О. Калоши : они были незаменимы для прогулок, сельских гулянок и для походов в театр / Ольга Чагадаева // Родина. – 2020. – № 3. – С. 68–71. – (Легенды Родины).
О.Ю. Фёдорова, ведущий библиограф
Методико-библиографического отдела
Центральной библиотеки им. А.Н. Зырянова.
|
|
Апрель щебечет в синеве,
А под берёзой старой
Лежит калоша на траве –
Забытая, без пары.
В. Левин
|
«С тех пор как на слободские игрища стали приходить парни из станицы, Семка увидел, что Маринка сразу к нему охладела... Причина, повлекшая к преждевременному разрыву любовных отношений с Маринкой, вытекала прямо из калош. Семка заметил это в воскресенье, когда на игрища в первый раз пришли станичные парни. Один из них, Гришка, по прозвищу «Мокроусый», был с гармошкой немецкого строя, в пухлых галифе с лампасами и в сапогах, на которых немеркнущим глянцем сияли новые калоши. Вот с этих-то калош весь вечер не сводила Маринка восхищенного взгляда...». (Михаил Шолохов «Калоши», 1926)
А ещё раньше, в 1839 году писатель Владимир Соллогуб в «Истории двух калош» писал: «Я так много в жизни своей ходил пешком, я столько в жизни своей переносил калош, что невольно вселилась в душе моей какая-то особенная нежность ко всем калошам. Не говоря уже о неоспоримой их пользе, как не быть тронутым их скромностью, как не пожалеть о горькой их участи? Бедные калоши! Люди, которые исключительно им обязаны тем, что они находятся на приличной ноге в большом свете, прячут их со стыдом и неблагодарностью в уголках передней; а там они, бедные, лежат забрызганные, затоптанные, в обществе лакеев, без всякого уважения...».
Калоши – забытый сегодня предмет гардероба, были незаменимы для прогулок, сельских гулянок и походов в театр. Они решали сразу несколько насущных задач: многократно увеличивали срок службы обуви, содержали ноги владельца в тепле и сухости, а мраморные лестницы и персидские ковры в чистоте.
На добрую сотню лет слякотный российский климат определил внешний вид обывателя: кем бы он ни был, куда бы он ни шел, ноги его непременно были обуты в калоши.
Первые образцы калош из пропитанного натуральным каучуком сукна попадают в российскую столицу из Туманного Альбиона в середине 1820-х годов. Можно предположить, что именно о такой новинке идет речь в переписке А.С. Пушкина с братом Львом в ноябре 1824 года: «Да пришли мне калоши…», – просил опальный поэт.
В 1840-х годах, с открытием метода вулканизации каучука, на российский рынок стали поступать американские резиновые калоши. Спрос сильно ограничивала высокая цена. Но терять рынки американцы не любят, поэтому организовали производство внутри Российской империи, радуясь дешевизне рабочих рук и топлива.
Настоящий калошный бум совпал с отменой крепостного права: в 1861 году в Санкт-Петербурге заработало производство Товарищества российско-американской резиновой мануфактуры «Т.Р.А.Р.М.», получившее всемирную известность как «Треугольник» (после 1918 года – «Красный треугольник»).
Те самые – блестящие калоши с красной байковой подкладкой, «нашпорником» и треугольным клеймом на подошве – стали визитной карточкой «Треугольника». Спустя два десятка лет калоши многомиллионными тиражами уже производили конкуренты – московская фабрика «Богатырь», рижские «Каучук» и «Проводник».
Очень скоро резиновым гигантам удалось не только удовлетворить спрос огромной империи, но и наладить экспорт в европейские страны: накануне Первой мировой войны он приносил более 5 миллионов рублей в год. Представительства отечественных резиновых мануфактур открывались во всех крупных городах Старого и Нового Света.
Реклама галош. Открытка
Отсутствие общегородских канализаций и в глухой провинции, и в крупных городах особенно давало о себе знать в межсезонье. На улицу без калош и соваться не стоило. «В Бердичевах, Житомирах, Ростовах, Полтавах – грязь по колено. Грязь бурая, вязкая, вонючая...»,– писал А.П. Чехов в 1882 году. А председатель Московского окружного суда Н.В. Давыдов вспоминал, что «пешеходы теряли в грязи калоши, а иной раз нанимали извозчика специально для переправы на другую сторону площади...».
Какие только калоши ни шлепали по русским дорогам! Зимние – на собачьем, мерлушковом меху; демисезонные – на шерстяной или хлопковой подкладке; дамские – «с местом для французского каблука» (в советское время известные как «боты») и полугалоши – оставлявшие каблук снаружи...
Калоши принято было снимать в передней (прихожей) или в парадной. Это доставляло немало хлопот – владельцы путались. На рубеже веков изящный способ различать безликую обувь придумал столичный мастер Петр Савельев: он открыл торговлю небольшими (около 2 см) металлическими буквами, которые в качестве инициалов крепились к стельке калоши. Эта «маркировка» получила широкое распространение.
В конце 1860-х годов калоши, как элемент особого шика, стали просачиваться и в деревню. Зажиточные крестьянские парни и девушки наряжались в сапоги с блестящими калошами на гулянья, а от дождя и грязи эту роскошь всячески оберегали.
Первая мировая война нанесла болезненный удар по «красивым, блестящим». К началу Февральской революции их производство сократилось вдвое: импортный каучук шел на насущные военные нужды, прежде всего на изготовление шин и средств химзащиты.
Отныне охота за «немеркнущим глянцем» калош стала уделом всей страны. Как не вспомнить булгаковского профессора Преображенского: «... до марта 1917 года не было ни одного случая ... чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала бы хоть одна пара калош. В марте 1917 года в один прекрасный день пропали все калоши». Цены взлетели до небес. Еще хуже дело обстояло со спекуляцией: «Никогда так не спекулировали на галошах, как сейчас, – писала московская «Газета для всех» в октябре 1917 года. С 1 октября 1917 года по распоряжению Мосгордумы продажа калош разрешалась только по ордерам, выдаваемым домовыми комитетами.
Только НЭП смогла переломить ситуацию: в 1928 году производство калош вышло на дореволюционный уровень. Это время подарило нам рекламные шедевры тандема В.В. Маяковский – А.М. Родченко.
Настоящий прорыв случился в середине 1930-х: было налажено конвейерное производство калош из синтетического каучука, полученного С. В. Лебедевым. Это позволило к 1940 году увеличить выпуск резиновой обуви вдвое по сравнению с довоенным. Но новая война снова «разула» население. Выйти на довоенный уровень удалось лишь к 1950 году.
Калоши наконец-то стали дешевы и доступны – без ордеров, карточек и списков. Но, то была их лебединая песня: после проведения в жизнь хрущевской программы химизации народного хозяйства (1958) население получило недорогую практичную обувь из искусственной кожи. Галоши переместились в чуланы. Но это в городах, деревенским жителям галоши необходимы до сих пор.
А всё-таки, как правильно «калоши» или «галоши»? Лингвисты утверждают, что это два равных варианта одного слова. Об этом свидетельствует словарь Владимира Даля (1863), где есть и «галоша» и «калоша». Долгое время нормативным считалось написание через «к». В советское время «г» стало преобладать, и сегодня возле слова «калоша» можно увидеть помету «устаревшее».
Память о галошах сохранилась в советских детских песенках («Купила мама Лёше отличные калоши…» (сл. З. Петровой, муз. А. Отсровского), в картинах художников. Например, нашего земляка Леонида Павловича Баранова (родился в 1955 году в Каргапольском зерносовхозе Курганской области. Сейчас живёт и работает в Екатеринбурге).
И правда, культовая вещь!
Чагадаева, О. Калоши : они были незаменимы для прогулок, сельских гулянок и для походов в театр / Ольга Чагадаева // Родина. – 2020. – № 3. – С. 68–71. – (Легенды Родины).
О.Ю. Фёдорова, ведущий библиограф
Методико-библиографического отдела
Центральной библиотеки им. А.Н. Зырянова.
