Страсть коллекционера
Вся великая литература «замешана» на невидимых миру слезах прототипов. Вот, например, гоголевский Плюшкин. Точильный камень для остроумия литературных критиков, школьных учителей и простых обывателей, которые, чуть что, кричат: «Не будь Плюшкиным, поделись!».
Странная, гротескная, зловещая фигура из «Мертвых душ» – помещик-дворянин в драном отрепье, похожий на старую ключницу. Жадный и жалкий. Отвратителен – сил нет. Запоминается – намертво.
М.М. Долькевич. Плюшкин, 1901
Но что-то личное чувствуется в этом портрете. Даже если не знать, что прототипом Плюшкина стал давний и близкий знакомый Николая Васильевича Гоголя – профессор МГУ, известный историк, публицист, писатель и издатель Михаил Петрович Погодин.
В. Перов. Портрет М.П. Погодина. 1872
Михаил Петрович был «ровесником девятнадцатого века» (родился в 1800 году, умер в 1875-ом). Он владел просторным деревянным особняком, в котором в течение пяти десятилетий собирался весь цвет отечественной словесности. Кто только ни читал здесь своих опусов, ни вел жарких споров – Аксаков, Чаадаев, Пушкин, Лермонтов, Вяземский, Баратынский, Фет, Тютчев, Веневитинов, Островский, Аполлон Григорьев...
И Гоголь, конечно же.
После своего возвращения из-за границы Николай Васильевич гостил у Погодина месяцами на правах близкого друга, почти что члена семьи. Здесь он работал над «Тарасом Бульбой», «Портретом», «Римом», первым томом «Мертвых душ». Сюда к нему приезжали сестры, здесь он принимал знакомых...
Одно только раздражало Гоголя – «несерьезное» увлечение профессора, – Погодин был азартнейшим коллекционером. За долгие годы он собрал огромное «Древлехранилище» из предметов русской старины – некоторые датированы XII веком! В его семнадцати «отделах» были иконы, лубочные картинки, посуда, оружие, «вислые печати», образки, крестики, монеты и медали, старопечатные книги. А еще грамоты и судебные акты допетровских времен, «кормчие книги», жития святых, летописи, труды и черновики знаменитых российских ученых, полководцев и даже императоров вплоть до Петра I. Плюс масса всяких обрывков, фрагментов, черепков, осколков и прочих мелочей... «Реликвии» громоздились на столах, в шкафах, по стеллажам и полкам. Они еле умещались в трех комнатах.
Впрочем, сам Погодин прекрасно осознавал истинную ценность своей коллекции: «У нас не понимают еще, что такое памятник, – писал он в одной из статей. – Бугор земли, оторванный лоскуток пергамента, обветшалая стена, заржавевший крестик, чуть видный образ – бывают часто драгоценными памятниками, кои беречь должно аки зеницу ока».
Это М.П. Погодин открыл для российской литературы и издал Псковскую первую летопись и труды публициста XVIII века Ивана Посошкова, выпустил «Русский исторический альбом» с автографами знаменитых ученых и исторических персон и многое другое, не менее ценное.
Коллекция Погодина разрасталась, и ее специально приезжали посмотреть знатоки и любители истории – вплоть до великих князей и царствующих особ. А в 1852 году это собрание древностей за 150 рублей серебром (огромную сумму!) выкупил император Николай I.
Сокровищ хватило всем: и Императорской Публичной библиотеке (впоследствии библиотеке им. Ленина, ныне РГБ), и Эрмитажу, и Московскому Кремлю, и Оружейной палате, и Патриаршей ризнице, и Русскому музею. В РГБ до сих пор хранятся 2000 раритетных книг Погодина. С них и берут начало самые ценные фонды главной библиотеки страны.
У Гоголя в «Мертвых душах» – явная и злая пародия на коллекцию Погодина: «Он (Плюшкин) ходил каждый день по улицам своей деревни... и все, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок, – все тащил к себе и складывал в ту кучу, которую Чичиков заметил в углу комнаты... Случилось проезжавшему офицеру потерять шпору, шпора эта мигом отправилась в известную кучу: если баба... позабывала ведро – он утаскивал и ведро».
А. Лаптев. Плюшкин прячет полученные от Чичикова деньги. 1957
М.П. Погодин не только разводил вокруг себя потрясающий беспорядок, «он был иногда мелочен в скупости... Если нужно было написать несколько строк к приятелю, он, постоянно обложенный бумагами, бумажками, которые валялись на всех столах и стульях его кабинета, никак не шел и не брал первую, которая на него взглядывала, а искал чего-то невозможного на полу, под стульями, в корзинках со всяким сором, где лежали груды старых конвертов, брошенных записок, по-видимому, никуда не годных и ни к чему не нужных, – но они были нужны хозяину: от них отрывался клочок, уголочек, на нем писались два-три слова к приятелю». (Н.В. Берг).
Каковы же дальнейшие взаимоотношениям автора и прототипа?
Узнав себя в Плюшкине (да и вся Москва узнала его), Погодин обижаться не стал. Гоголя по-прежнему принимали радушно и со всем возможным пиететом к его таланту.
Причем гостеприимство в характере Погодина сочеталось с мелочностью и «адской скупостью» на гонорары за публикации. А скопидомство – с широтой души. Когда в честь Гоголя устраивали пышный именинный обед персон на 50–60, «со счетом не приставали: были деньги – Гоголь сейчас платил, а нет – ждали, – вспоминал сын Погодина Дмитрий. – Общество в день именин расходилось часов в одиннадцать вечера, и Н.В. успокаивался, сознавая, что он рассчитался со своими знакомыми на целый год».
А вот с Погодиным «рассчитаться» за все добро не получалось. Чем дальше, тем больше Гоголь чувствовал себя обязанным другу. Погодин ждал, что Гоголь будет публиковать свои новые творения исключительно в выпускаемом им журнале «Москвитянин». Но писатель не разделял взгляды старого друга-славянофила, а тяготел к противоположному и резко враждебному к Погодину «лагерю» – к Белинскому и его «Отечественным запискам».
Раздражение Гоголя прорвалось, когда в № 11 своего альманаха за 1843 год Погодин без разрешения Гоголя опубликовал литографию с портрета писателя работы А.А. Иванова.
По мнению писателя, он изображён «неряхой в халате, с длинными взъерошенными волосами и усами».
Литератор упрекнул Погодина, прошелся по его взглядам и морали, сказал о «подкупном патриотизме», а довершил дело длинной уничижительной дарственной надписью на экземпляре книги: «Неопрятному и растрепанному душой Погодину... наносящему на всяком шагу оскорбления другим... близоруким и грубым аршином меряющему людей...».
Погодина упреки глубоко потрясли. Из дома бывшего друга Гоголь съехал в конце 1848 года. В своей резкости, насколько известно, раскаивался и даже хотел написать хвалебную статью «О достоинстве сочинений и литературных трудов Погодина» – чтобы и принципами не поступиться, и обиду сгладить.
Но руки не дошли. Здоровье его ухудшалось, душевное состояние тоже. Умер Гоголь в феврале 1852 года в доме графов Толстых. До последних минут за ним ухаживала Елизавета Фоминична Вагнер. Теща Погодина...
В честь прототипа названа улица в Москве, и никакие переименования Погодинской не коснулись.
С. Чайкун. Плюшкин и Чичиков, 2008
О прототипе гоголевского Плюшкина можно прочитать в статье:
Четверикова, А. Помещик Плюшкин – профессор Погодин (1800–1875): пародия по-гоголевски / Анна Четверикова // Родина. – 2019. – № 9. – С. 32–35. – (Прототипы / Николай Гоголь «Мёртвые души»).
А мы, в день рождения Николая Васильевича Гоголя (19 марта) или в день его смерти (4 марта), откроем и прочтём «Мёртвые души» !
О.Ю. Фёдорова., ведущий библиограф
методико-библиографического отдела
Центральной библиотеки им. А.Н. Зырянова
