Все дни в трудах и заботах

 

 

Подходит к концу 2017 год, объявленный в Курганской области Годом архимандрита Антонина (Капустина). Проведена большая работа по увековечиванию памяти великого земляка, открыт посвящённый ему памятник, стела, музей, стало традицией проведение фестиваля «Батуринская святыня», посажено множество деревьев, созданы детские площадки.

  

 И самое главное – храм священнического рода Капустиных включён в государственную программу капитального ремонта Министерства культуры «Культура России (2012–2018 годы)».

 

В этом заслуга членов Православного благотворительного фонда «Батуринская святыня», Императорского Православного Палестинского общества и всех людей, которые помогали восстановлению Спасо-Преображенского храма с. Батурино деньгами и физической помощью.

 

Самое главное сейчас, после окончания юбилейных торжеств – не забыть, не махнуть рукой, не оставить до следующего юбилея, а продолжить и закончить начатое. Недаром сайт ПБФ «Батуринская святыня» начинается словами: «Когда мы восстанавливаем храм, мы становимся в один ряд с теми, кто его создавал. И это не виртуальное соприкосновение со своим народом и историей, а прямое, физическое. Сохранение Спасо-Преображенского храма – в прямом смысле сохранение русской земли». И сохранение православной веры.

Потрудиться предстоит ещё немало, как всю жизнь трудился архимандрит Антонин.

 

В разнообразных и упорных трудах проходили в Иерусалиме день за днем, сменялись год за годом почти тридцать лет жизни. После палестинских дождливых зим с холодными резкими ветрами… наступало жаркое лето с душными днями и прохладными ночами… Здесь складывалась жизнь архимандрита Антонина.

 

Вот как описывает профессор Дмитриевский жизнь о. Антонина в иерусалимские годы:

«В своем изолированном положении, представленный сам себе, он не сидел сложа руки, но весь день и большую часть ночи посвящал неустанному, напряженному труду.

Двери его келий с раннего утра до позднего вечера не закрывались; рано утром он принимал туземцев — арабов, решая их споры, давая полезные советы, оказывая им материальную помощь. Их сменяли учителя и учительницы основанных им школ, члены Миссии, свободно и доверчиво шли к нему русские паломники: сановники, купцы и крестьяне, богатые и бедные, стараясь найти у него разрешение волновавших их вопросов, и о. Антонин подолгу и охотно беседовал с каждым, чем успел многих из них привлечь на свою сторону и расположил быть активными пособниками ему в том деле, которому он отдался всей душой.

 

Исключительная доброта, соединенная с отзывчивостью к чужому горю отличали внутренний облик о. Антонина. Сибирское хлебосольство также было характерной чертой его. Выросши в бедности и нужде, он и сам умел и любил помогать бедному и нуждающемуся, детям и жаждущей образования молодежи. Еще в бытность в Афинах, он брал на воспитание и отдельных бедных детей, и целые семьи сирот.

 

Эти же чувства пастырской любви и сострадания сказывались и в его заботах об арабской детворе, в устройстве для них школ, врачебной и материальной помощи. Только по кончине его увидели, сколько слез вытиралось его рукой, сколько скорбей облегчалось и какая громадная сила сострадательной любви и участия таилась в сердце этого ученого монаха.

 

Между прочим, вместо дани восхищения у окружающих случались подчас и совсем обратные результаты и истолковывалось совершенно превратно и недостойно. Были и интриги и кляузы… Однако на всё это о. Антонин смотрел с юмором. Это свойство характера, смотреть на трудности с юмором и иронией, а иногда и с самоиронией, он пронёс по жизни.

А испытавшие доброту его, до конца дней своих благословляли его имя и оставались особенно верными его памяти. 

 

Только поздним вечером он оставался один, но не одиноким: друзьями его и собеседниками были любимые им книги. До позднего часа ночи он то сидел над какой-либо старинной рукописью или фолиантом, то вел ученую археологическую работу, то, вооружившись лупой и имея под руками нумизматические издания, напрягал все усилия своего зрения над чтением какой-либо старинной римской или греческой монеты, то удалялся на устроенную им обсерваторию, то садился за свою «повесть временных лет», поверяя ей думы, чувства, мысли и впечатления прожитого трудового дня, то, наконец, вооружившись иглой, штопал свою ветхую рясу и дырявый чулок...

Шум самовара на столе и «любимое питие дальней отчизны» — чай, вот что составляло непременное дополнение в его кабинете при его вечерней работе...

 

А рано утром уже видели его выезжающим с Русских Построек в сопровождении своего верного драгомана Якова Халеби, «в разъезд по епархии», т.е. для обозрения каких-нибудь построек, земельных участков, приютов...

Ветхая одежда, крайне скудная трапеза, состоящая очень часто из одного блюда (большие темные бобы) и никогда не сдабриваемая дозволенным у монашествующих на Востоке мясом, отличали обиход начальника Миссии.

 

Он не боялся уронить престижа и достоинства своего официального положения скромной жизнью и трудом. Не раз его заставали незнакомые люди прибирающим свою келию и, принимая за келейника, просили доложить отцу архимандриту, и немало потом удивлялись и смущались, когда перед ними являлся тот же келейник в облике самого отца начальника Миссии.

Несмотря на скромную жизнь и на отсутствие декораций, ни на органическое отвращение к пышности и этикету, откровенность и прямоту перед Патриархией, авторитет его все же стоял на недосягаемой высоте».

 

Три раза за все время выезжал из Палестины о. Антонин. В 1868 году в Константинополь по делу Синайского кодекса, в 1870 году на Синай в свою научную поездку и, наконец, во время войны 1877–78 гг. в Афины.

Характерно для него и то, что отпуском (на 29 дней) он пользовался только один раз в 1863 году, когда он ездил в Россию. Можно сказать, что его личная непосредственная связь с родной страной надорвалась уже при первом отправлении в Афины из Киева.

Смерть близких: отца, Иоанна Леонтьевича в 1865 году, дяди Ионы в 1866 году, матери в 1876 году, Серафимова в 1884 году еще более ослабили оставшиеся тонкие ниточки. Последней утратой была кончина брата Платона Ивановича в 1892 году. Одиноким и оставленным почувствовал он себя. Старость медленно подползала уже давно.

 

В бессонные иерусалимские ночи он уносился в минувшие годы. Милые образы вставали чередой: батуринский незатейливый уют, бурса, подпольная война с брюзжащим дядюшкой Ионой, Академия, памятный летний день в Умани и Наденька на фоне золотистого заката. Парфенон, Византия, Синай, трепет творчества, азарт раскопок, горечь уколов жалкого чиновного карьеризма...

Вереницы ярких встреч на всем долгом жизненном пути до коронованных особ, патриархов и мировых светил. Своя, немного правда приевшаяся, но все же еще щекочущая слава, знаки почета, ученые дипломы...

И это все... Андрюша Капустин! Батуринский, с русыми кудрями, востроглазый, веснущатый мальчик. Семинарист «Коза» в тогдашнем модном, нанковом сюртучке. Да так ли это? Не сон ли все?..

 

Болезнь, причиняя порой нестерпимые страдания, напоминала ему о смерти все чаще. Но о. Антонин неустанно работает и в области науки, и в деле устройства паломников, школ, церквей.

Работал он, можно сказать, почти до часа своей смерти. И, как многие ему подобные труженики, предъявлял к себе исключительно строгие требования. «Трудно мне теперь стало заниматься наукой — говаривал он. — Прежде я мог заниматься семь, восемь часов без перерыва, а теперь три, четыре, не больше: глаза устают».

 

 

Акварель А.Д. Кившенко. Архимандрит Антонин. 1891–1892

 

16 января 1894 году освещалась церковь святого апостола Петра и праведной Тавифы в Яффском саду. Тут-то, по-видимому, о. Антонин и заболел разлитием желчи. Временами болезнь отпускала его, но ненадолго, и снова нестерпимые страдания укладывали его в постель.

 

23 февраля он еще писал бумаги в канцелярии. В марте он уже почти не вставал с кровати. Чувствуя приближение кончины, он вызвал к себе своего духовника, иеромонаха Анфима, 18-го марта был им напутствован в будущую жизнь. 19 марта в присутствии консула нашего С.В. Арсеньева архимандрит Антонин изложил свою последнюю волю:

1.Синоду он передавал все земельные имущества и печатные книги своей библиотеки,

2.Миссии — музей древностей,

3.Эрмитажу — найденный им при раскопках бюст Ирода Великого,

4.Киевской академии — телескоп Секретана, а другой, меньший, брату Михаилу Ивановичу,

5.В Далматовский монастырь — наперсный крест,

6.Святому Гробу — панагию с сибирскими камнями,

7.Кафедральному Собору в Перми — другую панагию,

8.Публичной библиотеке в Петербурге — собрание рукописей греческих и южно-славянских, но с условием, чтобы за них было выплачено 5.000 руб. Русскому посольству в Константинополе с тем, чтобы оно их обратило на постройку церкви мученика Антонина в Ангоре (Анкира),

9.Свою «повесть временных лет» — 19 больших тетрадей в 4 долю листа его дневников он завещал Синоду, но с тем, чтобы для печати ими воспользоваться было можно только через 40 лет после его смерти.

 

24-го марта в 2 часа пополудни была отчитана отходная над угасавшим о. Антонином. В 4 часа ударили к вечерне под Благовещение. Больной спросил: «К чему это звонят?»...

А через некоторое время протяжный и заунывный звон колоколов возвестил Иерусалиму, что отец архимандрит закончил свой страннический путь по лицу земли и душа его пошла «в путь всея земли».

 

Тело его выставили в зале архимандричьих покоев. В 7 часов вечера отслужена первая панихида, в 10 часов утра на следующий день отслужена еще панихида, а в 2 часа дня было совершено отпевание.

Трогательным и великолепным, по всем правилам витийного искусства, но в то же время и глубоко прочувствованным словами простились с покойным его друзья.

 

Похоронная процессия от Миссии до Елеона превратилась во всенародное шествие, и самое его погребение было насколько печальным, настолько и величественным зрелищем, редким даже для привычного к таковым Иерусалима.

 

Отец архимандрит завещал похоронить себя в храме на Елеонской горе с правой стороны. При копании могилы оказалось, что скала на том месте препятствует этому и поэтому могилу его устроили в левой части храма.

Так закончилась жизнь самого выдающегося деятеля Русского Православия в Иерусалиме и на Востоке.

Большая мраморная плита закрывает на вершине Елеона его прах.

 

Надпись на плите архимандрита Антонина в храме Вознесения Господня на Елеоне

 

 

Пройден путь длинный и скорбный, путь от Урала до Елеона. Недаром прожиты одиннадцать седмин, создано в Святой Земле столько для русского имени и для Православной Церкви, сколько не создать и нескольким поколениям. Найдутся ли новые антонины, могущие продолжить его дело и выполнить то, что завещано им?

 

Если бы Антонин Капустин жил в любой другой стране, его имя было бы символом патриотического служения Отечеству, а скорее всего, прославлено.

Скорее всего, его и у нас скоро причислят к лику святых, но пока приходится радоваться и тому, что оно не забыто.

 

 

Фёдорова О.Ю.,

ведущий библиограф методико-библиографического отдела Центральной библиотеки им. А.Н. Зырянова (ул. Свердлова,57).