Седмина лет человеческих 

 

 

 

 

 

 

 

Архимандрит Антонин 1890-е гг.

  

О. Иоанн в письме к сыну в 1851 году рассуждает  о роде Капустиных: «Вот еще что пришло в голову. Первая седмина лет человеческих – заметил по нашим Капустиным – младенческая, райская. Сладостно воспоминаемая, но невозвратимая.

Вторая седмина – изгнание из рая, в ней велят учиться, да и на чужой еще стороне. Горе!

Третья – время цвета, красоты, весны человеческой и бурное море страстей с ужасом и содроганием вспоминаемых и вздохами провожаемых.

Четвертая седмина дает нам неприятности, выговоры, замечания, доброе мнение не без трудов.

В пятой седмине уму нашему работать, изобретать, приобретать и родить зависть или любовь от высших и равных, уважение от низших.

Шестая и седьмая седмины нам, Капустиным, не благоприятствуют, в них доводится терпеть неприятности, нелюбовь, страдать за то, что либо заслужено и не заслужено, за грехи, чтобы наша гордость и самохвальство познались, что есть мы червь, а не человек, и что люди есть по всему лучше нас.

Восьмая седмина приносит нашим Капустиным честь, доброе имя, награды за труды и обнадеживает покоем приятным в преклонных летах.

Девятая седмина ведет нас к гробу, напоминает о разлуках со всем любезным в сем мире и о будущей вечности, заставляет ко всему хладеть, дряхлеть, стенать и молиться Богу…».

Эта меткая характеристика вполне может быть применена и к о.Антонину, с той только поправкой, что во все седмины своей жизни приходилось ему изобильно страдать и заслуженно, а особенно незаслуженно.

 

О детстве о. Антонин всегда вспоминал с благодарностью: «Каким миром, теплом и светом веет от древних дней детства…».

Первые искры Света Истины в его сердце были зажжены родителями. Они вложили ему  в душу «страх божественных заповедей», любовь к Богу и Церкви, развили его чуткость и отзывчивость и заложенную в нем от природы красоту душевную, и понимание красоты. Простая и крепкая семья русского сельского батюшки, с глубокими основами и прочным бытом, воспитывала и развивала эти прекрасные душевные качества.

Нравственная чистота и высокие порывы, сохраненные о. Антонином до конца своих дней – плод все того же воспитания и влияния близких ему людей, на первый взгляд грубоватых и неискушенных, а на самом деле людей очень тонкой духовной культуры, подлинных интеллигентов.

 

Громадное значение и влияние в воспитании нравственного облика будущего архимандрита имела его мать. Завет матери «жить не для себя» о. Антонином не только был воспринят, но и всей его жизнью воплощен и осуществлен на практике. У него не было своей личной жизни, он всего себя отдал близким, страждущим и гонимым, а также науке и делу укрепления русского имени в Святой Земле.

Влияние матери не ограничилось только детскими годами, к ее голосу и советам прислушивался он всю свою жизнь. И всю жизнь хранил, уже и будучи начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, маленький сиреневый конвертик  с седой прядью волос любимой им «маменьки».

Было бы несправедливым, говоря о воспитании молодого Андрея Капустина, умолчать имя его «пестунши» Евфимии Стефановны, этого прекрасного образа русской няни, …этого неведомого Европе типа воспитателя и педагога. Она умерла в 1851 году в бытность о. Антонина в Афинах.

 

Домашнее обучение в семье священника не отступало от выработанной житейской мудростью традиции: псалтирь и часослов были первыми учителями Андрея Капустина. Но и для него после счастливого детства настает вторая седмина – школьные годы, отъезд из родной Батурины в Далматовский монастырь. Не раз вспоминал впоследствии о. Антонин этот день, «оставляемый на пригорке за Солодянкой отчий дом, рябиновый садик и пригорюнившуюся семью, смотрящую на увозимого в школу бедного парня».

 

         Безмятежные дни сменились суровыми буднями мужского монастыря. Здесь Андрей проучился пять лет (1825–1830 гг.). Наука не давалась бедному парню, часто получал он «берёзовой каши», без обеда оставался чуть не по семи раз в неделю. Но всё-таки бурса давала какие-то плоды и какое-то даже немалое знание.

 

С 1830 по 1836  гг. Андрей учится  в Пермской духовной семинарии. Чтобы помочь родителям, пропитание себе добывает частными уроками. Много читает, увлекается философией и сочинением стихов.

 

В Екатеринославской духовной семинарии его положение как ректорского племянника было более привилегированным. Но дядя был строгим воспитателем и духовным руководителем.

Здесь у Андрея появился друг – сын греческого священника Серафим Серафимов, вдумчивый, религиозный юноша с немалыми запросами. Друзья отлично дополняли друг друга. Жизнерадостного, общительного, остроумного Андрея товарищи прозвали Козой, Козулей, Капустой (до конца жизни у о. Антонина была печатка с изображением кочана капусты, датой его рождения  и надписью: «Не вкусен, да здоров»).

 

Успехи Андрея в обучении были отмечены назначением его, до окончания курса, на должность лектора греческого языка в низших классах.

Именно в Екатеринославле раскрылись таланты Андрея Капустина, его любовь к греческому языку и всему греческому. Впоследствии все замечали, что архимандрит Антонин знает греческий язык, как ни один природный грек, а сам он признавался, что часто ловит себя на том, что думает по-гречески…

         Андрей прекрасно овладел еврейским, латинским, французским и немецким языками, знал татарский, играл на музыкальных инструментах, писал стихи, которые были опубликованы.

 

Третья седмина. В 22 года Андрей Капустин отправился в Киевскую Духовную Академию.

 

Андрей Капустин до поступления в Киевскую Духовную Академию.

Фото из архива монастыря на Афоне

 

После окончания Академии начальство оставило Андрея преподавать немецкий и греческий языки. Здесь он стал магистром, а затем – бакалавром.

 

В эти годы Андрей Иванович пережил личную трагедию. Андрей Капустин и Серафим Серафимов влюбились в замечательную  девушку Надежду Яковлевну Подгурскую, получившую прекрасное образование и воспитание и обращавшую на себя внимание  красотой, умом и скромностью. Оба влюбленных  практически одновременно сделали ей предложение руки и сердца. Посоветовавшись с родными, Надежда Яковлевна остановила свой выбор на Серафиме. В 1845году Андрей был  шафером на свадьбе своего друга.

 

Конечно, это был удар для Андрея. Ведь в последние годы Наденька занимала такое большое место во внутреннем мире молодого человека, что вся жизнь после случившегося  стала представляться ему по-новому.

Произошла переоценка ценностей. К счастью, сердце сумело быть мудрым и в душе не родилось ни зависти к Серафимову, ни озлобления к Надежде Яковлевне. Любовь к ней, светлую и прекрасную, он хранил всю жизнь, никогда не порывая с ее семьей. «Разве можно разлюбить – ведь любовь никогда не перестает».

 

Со временем стало понятно, как все это оказалось нужно для  духовного опыта и роста Андрея. Монашество стало для него принципиально решенным вопросом и тогда же он пишет письмо родителям, прося их благословения. Полученное от отца и матери Благословение о. Антонин хранил в рамочке с виньетками всю жизнь.

 

В четвёртую седмину – 7 ноября 1845 года – Андрей Иванович Капустин был пострижен и наречён Антонином, затем рукоположен в иеродиаконы, а потом в иеромонахи. До конца 1840-х гг. о. Антонин служит в родной Академии, пока не получает назначения настоятелем церкви в Афинах.

 

 

Лучший выпускник Киевской Духовной Академии.

О. Антонин

 

С переездом о. Антонина в Грецию начинается самый интересный период его жизни. Он, наконец, попал в свою стихию и решительно проложил свой личный путь в науке, совершив серьезный поворот на историко-археологическую работу. В Афинах о. Антонин вырастает в настоящего ученого, теоретика и практика, чье имя сразу становится известным и авторитетным, к голосу которого прислушиваются в ученых кругах  России и Греции.

 

После первых восторженных впечатлений он с головой ушел в серьезную научную работу, в манящий мир прошлого. В нем было очень развито чувство истории. «Не могу устоять, – пишет он с Афона, – против влекущей силы древности. Встречаясь с нею где бы то ни было, я точно вижу колыбель свою».

За изучение всего этого и принимается о. Антонин. Его внимание привлекают преимущественно христианские древности. Характерная фигура  о. Антонина с великорусским, чуть скуластым лицом, непослушными красноватыми волосами, падающими из-под шапочки-камилавки, появляется всюду, где только можно предполагать воспоминание о древности. То щурит он свои больные глаза над полуистертой надписью на мраморе, то с аршином в руках измеряет развалины древнего храма, то после трудового дня отдыхает на обломке колонны…

 

Первым серьезным шагом на научном поприще в Греции был давший ему немеркнущую славу храм «Ликодима», впоследствии по созвучию превратившийся в Никодима. О. Антонин берётся за восстановление из руин  древнего храма. Работа началась в конце 1851года с  расчистки места, раскопок древних погребальных пещер под храмом, исследованием очень ценных памятных надписей на них.

Отец Антонин назначен членом строительного комитета, но, по сути он с первых же дней инициатор и душа всего дела, в которое уходит с головой. Проснулась фамильная капустинская черта – любовь к строительству церквей. Он пишет домой в Батурино.   О. Иоанн Леонтьевич отвечает: «Да поможет Вам Господь возобновить и украсить древний храм…» и добавляет: «И пусть посмотрят и узнают греки, что и русские любят Бога…».

Работы по постройке храма закончились в 1855 году.

 По представлению Министерства Иностранных Дел Святейший Синод награждает о. Антонина саном архимандрита.

 

 

       Церковь св. Никодима (Афины, Греция)

 

В сентябре 1860 года (шестая седмина) о. Антонина ожидала новая перемена по службе – перевод в Константинополь. В Константинопольский период деятельности он уже является известным византологом, с великолепной эрудицией и самостоятельным взглядом в тех вопросах науки и церковной жизни, в которых ему приходится выступать.

 

Константинополь был для о. Антонина периодом, деятельным во всех отношениях. «Сто занятий идут рядом, мешая одно другому», – пишет он.

В Царьграде он провел пять лет, исполненных неутомимых и плодотворных трудов. Здесь у о. Антонина пробуждается  интерес к палеографии – памятникам древней письменности и эпиграфике – истолкованиям древнего письма.

Плодом этих занятий явился составленный им в 1862 году строго научный, критически обработанный каталог 624 рукописей библиотеки иерусалимского подворья в Константинополе.

 

За 15 лет жизни в Афинах и Константинополе архимандриту Антонину удалось очень многое видеть. Но это  были не поездки туриста, а серьезные экскурсии ученого, к которым он основательно готовился. Заранее, в зимние месяцы, прочитывалась вся необходимая историческая литература. А летом, когда от жары персонал посольства уезжал на морские купания и в отпуск, тогда и о. Антонин  отправлялся в свои странствия, нагруженный картами, книгами, подзорной трубой и скудным запасом необходимого имущества, в котором главное место отводилось ящику с самоваром.

 

 

В 1863 году, через 13 лет после отъезда из России, он получает давно заслуженный отпуск на 29 дней для поездки на Родину. Что-то подсказывало ему поскорее взглянуть на знакомые с детства места, еще раз насладиться разговором с дорогими отцом и матерью.

 

Многочисленная семья Капустиных решила собраться у батуринского очага родительского дома, утешив бесконечно растроганных стариков. Какой контраст для о. Антонина после Афин и Константинополя! Но он сразу узнал ее, «эту мирную, сросшуюся с землей и природой жизнь славянскую, не высокую, не залетную, не громкую и не бойкую. Хлеб да соль, песня да сказка, печь да поле, работа да гулянье, тишь да гладь, да Божья благодать…».

 

Короткий отпуск пролетел в беспорядочных вопросах и рассказах, после которых стало понятно, что ничего-то путного толком не рассказали, и время как-то прошло незаметно в чем. Грустна была разлука, а еще грустнее после нее. Все поняли, что для многих это свидание последнее… Ниточки рвутся, уходят в вечность милые тени, теряет ценность сама личная жизнь.

 

Возвратившись «домой в Византию», о. Антонин понял, что миновало его золотое время, что «к вечеру есть и преклонился есть день» его жизни. К тому же болезнь глаз усилилась и все чаще давала о себе знать. Но он снова берется за работу.

 

Летом 1865 года его командируют в Иерусалим в качестве временно заведующего делами  Русской Духовной Миссии. Так закончилась седьмая седмина лет о. Антонина. Впереди новый поворот жизненного пути.

 

Остающаяся за плечами жизнь в Афинах и Царьграде была для архимандрита Антонина Капустина не только временем расцвета его научной деятельности, но и очень значительным этапом в развитии его церковного миросозерцания. Это был период осознания им и раскрытия идеи вселенскости и соборности Православия.

Из Киева в Афины приехал русский магистр Академии, русский ученый иеромонах, воспитанник и сын русской поместной Церкви. Из Константинополя в Иерусалим поехал уже выросший во весь свой могучий рост церковный деятель, мыслящий и сознающий Православную Церковь как вселенское единство всех христианских народов.

 

Окончательное завершение  процесса его духовного развития случилось, конечно, уже в Палестине после долгой жизни и знакомства с православной арабской стихией и восточными сообществами, но оно могло стать успешным только благодаря предварительному 15-летнему  периоду в Афинах и Константинополе.

 

Иерусалим будет забирать у архимандрита Антонина много сил и внимания на паломнические дела, административные и хозяйственные хлопоты.

 Конечно, дарования его будут развиваться дальше и глубже, а книги, рукописи, раскопки и телескоп останутся любимой сферой до конца дней. Но пройдет тот вдохновенный и плодотворный для всего его будущего пафос афинского десятилетия.

Иерусалиму он отдаст потом много скорбей, знаний и опыта. А что-то молодое и трепетно-прекрасное останется в Афинах: в Акрополе, Парфеноне, которые  будут хранить в своих развалинах немеркнущую археологическую славу о. Антонина, в дивной церкви св. Троицы – «Ликодиме»,  несущей со своей стройной колокольни медную песнь в честь русского архимандрита, своего воссоздателя.

 

Фёдорова О.Ю.,

ведущий библиограф методико-библиографического отдела Центральной библиотеки им. А.Н. Зырянова (ул. Свердлова, 57).